Вся наша жизнь — череда событий, чаще — мелких, приятных и не очень. А бывают и такие, о которых хочется поскорее забыть.
…На днях я зашла в отделение одного уважаемого банка: нужно было только забрать готовую пластиковую карту. Но поскольку ажиотаж на тему «куда лучше положить деньги?» стих еще не до конца, то пришлось занять очередь. И вот, наконец, я протянула сотруднице банка паспорт. А она, в свою очередь, не дав мне и слова сказать, листок бумаги:
— А вы не хотите вклад открыть?
Я машинально перевела взгляд на протянутую мне бумагу и увидела крупный заголовок «Завещательный вклад». Даже слегка растерялась. Но, видимо, мое молчание было истолковано, как знак согласия, потому что девушка начала торопливо объяснять условия вклада.
— Вообще-то я пока не собираюсь, — заметила я.
— Нет, вы не поняли, это не завещание, это просто вклад, — продолжала убеждать меня собеседница, — а если вдруг… ну вы понимаете… то ваши близкие получат сто тысяч рублей.
А закончились ее уговоры и вовсе призывами к моей совести:
— Ну, вы должны же о детях позаботиться…
Все, кто находился в тот момент в отделении банка, смотрели на нас. И ждали, что я отвечу. Так погано я себя давно не чувствовала. Я должна еще и оправдываться, что о своих дочерях давно позаботилась и продолжаю?
Я человек неконфликтный, поэтому всего лишь попросила свою пластиковую карточку, хотя сказать могла многое — например, что моему отцу в марте исполняется девяносто шесть и он уверен, что доживет до ста, что сто тысяч — это, как говорят статистические данные, сегодня всего лишь трехмесячная зарплата среднестатистического уфимца. А еще, что пенсии у большинства из нас не столь велики, чтобы каждый месяц минусовать из них 600 рублей. И вообще, руководство банка плохо инструктировало своих сотрудников — не с такого предложения надо было разговор начинать.
Уверена, что каждый пожилой человек плохо реагирует на слово «завещание», если, конечно, речь не идет о наследстве, которое оставила ему бабушка из Канады. Но такие бабушки разве бывают?
Пенсионеров, как опять же говорит вездесущая статистика, в нашей стране становится все больше и больше. Параллельно и весьма заметно усиливается дискриминация по возрасту, если так можно выразиться.
Вот привычная всем картинка и по нашим временам безобидная. Утром в переполненном автобусе молодой мужчина вымещает свое раздражение на преклонных лет старушке:
— Вот чего тебе дома не сидится? Люди на работу опаздывают…
И невдомек ему, что она тоже торопится, только на свою работу, бабушкину — за внуком смотреть, чтобы сноха лишний раз больничный не брала.
Но бывают обиды и гораздо хуже. Отцу было уже за восемьдесят, когда пришлось обследоваться в стационаре по поводу онкологии. Заведующий отделением встретил меня очень приветливо, настроение тут же поднялось. Но когда он узнал, о ком из больных идет речь, сказал:
— А что вы хотите? Он хорошо пожил…
На беду отец, который привык все делать сам, подошел к полуоткрытой двери и услышал «вердикт» вежливого доктора. В итоге мне пришлось отпрашиваться с работы и полдня убеждать отца в том, что лечить его все-таки будут. Правильно говорят, что слово лечит, но оно может легко и сломать.
О том, как в целом к пенсионерам относятся в наших поликлиниках, я говорить не буду — и так все знают. Могут, например, за желание обследоваться обозвать в спину черепахой — они, как известно, 300 лет живут.
Помню, как примерно за полгода до выхода на пенсию я впервые услышала слово «дожитие». Слово неприятное, неправильное какое-то. Но оно обозначало то, что меня ожидало… Тогда я задавала себе много вопросов. Почему, например, пенсия называется «по старости», а не «по возрасту»? Пятьдесят пять — разве это уже старость? И главный, почему большинство из нас свой уход с работы воспринимает, как своего рода крушение, беду, но никак не заработанную свободу, когда можно путешествовать, ходить по музеям, просто гулять или жить в саду, полностью посвятить себя своему хобби? Материальные проблемы — понятны, но ведь есть еще и отношение окружающих…
Человек привыкает ко всему, в том числе и чувствовать себя «списанным». Нас уже приучили к тому, что после тридцати пяти-сорока сложно устроиться на работу, а после пятидесяти вообще нереально. Мы уже чуть ли не как должное воспринимаем, что молодежь просто не понимает, что неплохо бы уступить место в автобусе пожилому человеку. И привыкли к тому, что напомнить о возрасте могут где угодно и в какой угодно форме. А в иных ситуациях, когда пытаешься что-то выяснить, например, в ЕРКЦ по поводу нереальной суммы в платежке, слово «пенсионер» и вовсе звучит, как ругательство — «Да тут пенсионерка одна…». Вот и получается, что пенсионеры зачастую — символ «нечего им делать» и «достали».
Я всегда с большим удовольствием хожу по магазинам с взрослыми дочерьми, которые и оценят, если что-то понравилось, и посоветуют… С недавних пор я знаю, что в любом из салонов, будь то меховой или обувной, на меня не обратят ни малейшего внимания, а с вопросом подойдут к дочери. Ну ладно, без новой шубы я обойдусь, а вот босиком-то как?..
Каждый пожилой человек осознает, что его жизнь идет уже не в «гору», а с «горочки». Так или иначе, но он думает о том, как бы уйти достойно, долго не болея, не мучаясь и не мучая своих близких. Любое вмешательство в эту деликатную сферу выглядит, по крайней мере, бестактно. Надеюсь, что банковские работники не пойдут в своем «креативе» дальше.