Я родился почти 30 лет назад в покосившемся шлакоблочном двухэтажном домике, который взрослые ласково называли трущевкой. Расположен он в Уфе в конце улицы Интернациональной среди таких же лачуг. Строили их в 1940-х пленные немцы для работников моторного завода – будущего УМПО.
Я, конечно, по своему малолетству этого еще не осознавал, но трущевка была жуткой дырой. Стены кривые, прогнившие. С уличной стороны штукатурка, а местами и часть кладки, отваливается огромными кусками. Со стороны квартиры от сырости отходят обои. В подъезде – деревянная лестница, где надо перепрыгивать через сломанные ступени, и скрипучий деревянный пол с прогнившими половицами. И еще невыносимая вонь.
Такой роскоши, как горячая вода или ванна, в трущевке, конечно же, не было. Зато из ржавого водопровода текла ледяная желтоватая вода и даже был унитаз. Так что, надо отдать должное, на колонку с ведрами мы не ходили и по нужде в мороз на улицу не бегали.
Помимо меня и родителей, в нашей однокомнатной халупе жили еще сотни три жирных тараканов и примерно столько же огромных мокриц. Вывести всю эту живность было невозможно. Трави, не трави – все равно тут же новые набегали. В подполе обитали мыши, которые, едва стемнеет, выбирались наружу в надежде чем-нибудь поживиться. По ночам они частенько забирались в мою кроватку и гадили там, пока я беззаботно спал. А однажды мама, проснувшись среди ночи, увидела у меня на груди большую крысу. Эта гадина тут же скрылась, и мама не успела ее пришибить.
С тех пор в нашем зоопарке появился кот Васька, которому было поручено оберегать мой сон. Он был, в общем-то, неплохим сторожем, но очень уж падким на женский пол. Поэтому по ночам, особенно весной, часто покидал свой пост. В таких случаях родителям приходилось спать по очереди, дежуря возле моей кроватки. Кроме того, если с мышами Васька расправлялся одной левой, крыс он побаивался. Едва они появлялись, он запрыгивал на стол и жалобно мяукал. Ну, ладно, хоть сигнал подавал.
Родители и соседи с завистью поглядывали на высившуюся напротив нашего домика панельную хрущевку. По сравнению с нашей лачугой пятиэтажка казалась настоящим дворцом. Местные власти клялись и божились, что двухэтажки вот-вот снесут и всем нам дадут нормальное жилье.
За стенкой от нас жила такая же молодая семья с сыном Валеркой – примерно моим ровесником. От сырости, царившей в трущевке, у Валерки развился туберкулез. И моя мама очень боялась, как бы я тоже не заболел.
Мы сумели выбраться из этой халупы в 1986 году. А Валерка и его родители остались ждать расселения…
Прошло почти три десятка лет. А наше «родовое гнездо» стоит и поныне. Не так давно случилось побывать в той части города. И ноги сами привели к нашей трущевке. С первых лет моей жизни здесь мало что изменилось. Грязи да вони стало побольше. Остальное все так же. Та же наполовину провалившаяся крыша, та же неубранная помойка под окном. Рассохшаяся подъездная дверь все так же чудом держится на одной петле. На заплесневелой стене намалевано неприличное слово. А для тех, кто читать не умеет, оно же рядом и нарисовано. Тут же, словно бельмо, прилеплена яркая свежеотпечатанная листовка с фотографией одного из кандидатов в депутаты. Кандидат призывает жильцов трущевки поддержать его на выборах в Горсовет.
Таких трущевок в Уфе – целые плантации. Люди ютятся в них по Богдана Хмельницкого, Нежинской, Кольцевой, Льва Толстого, Горького… и много где еще. Почти половина Черниковки в таких двухэтажках. По улице Интернациональной неподалеку от станции «Черниковка» стоят примерно такие же трущевки, как и та, где я родился. С той лишь разницей, что удобства там на улице. Рядом с помойкой расположена будка с намалеванными на ней буквами «М» и «Ж». И это не в деревне, а в региональном центре. В продвинутом миллионнике. В XXI веке.
Есть, конечно, позитивные примеры. По улице Горького, наконец-то, снесли несколько трущевок и строят добротные высотки. Но это – капля в море. Рядом люди продолжают жить в тех же халупах. И когда дойдет до них очередь? Да и дойдет ли вообще?
Как сообщил недавно на пресс-конференции глава городской администрации Ирек Ялалов, в Уфе 1862 ветхих дома и 183 аварийных. А в адресную программу по сносу ветхого жилья включили всего 167. Из них снесли 110.
Такими темпами трущевкам придется простоять еще лет сто. Тогда и сносить не надо будет – сами развалятся. Кстати, снос в нашем городе тоже не всегда до ума доводится. По Адмирала Макарова снесли несколько двухэтажек. Теперь вместо трущевок там красуется груда строительного мусора. Место не только не застраивают, но даже не очистили от обломков.
В уфимских трущевках живут не только забулдыги и прочие социально опустившиеся личности, как почему-то принято считать. Там есть немало людей, приносящих обществу пользу – врачей, университетских преподавателей. В одной из таких лачуг прозябает моя первая учительница.
Конечно, кто в состоянии, пытаются любыми способами выбраться из трущевок. Влезают в долги, в ипотеку… Ну а кому карман даже этого не позволяет. Что делать им? Дождутся ли эти люди нормального жилья? Жилья, где стены не покрыты плесенью, где не надо делить квартиру с тараканами и мокрицами. Жилья, где можно не бояться туберкулеза, и где мыши не гадят детям в кроватки…