В Уфе ополченец из ЛНР рассказал, как потеря рук и зрения после подрыва на мине изменила его жизнь

В судьбе ополченца ЛНР Александра Филяева, потерявшего обе руки и зрение во время боев с украинскими фашистами, произошел новый поворот. Покинув дом престарелых в Донецке, он решил поселиться в Уфе и решает вопрос о размещении и проживании в медико-социальном учреждении.

На протяжении девяти лет он перенес множество операций. Сильно поврежденную во время подрыва на мине правую ногу врачи едва смогли восстановить, кисти рук спасти не удалось. В 2015 году после операции в «Аллопланте» в Уфе зрение начало восстанавливаться. Однако потом заболевание гриппом дало осложнения, и Александр снова ослеп.

В августе 2023 года в Екатеринбурге ему сделали операцию на лицо, восстановили нос; в сентябре – снова была операция на глаза в «Аллопланте». Большую помощь ему оказывают члены Союза добровольцев Донбасса Башкирии. Недавно при их содействии ополченец смог месяц отдохнуть в санатории в Подмосковье. Они также помогли с получением документов из дома престарелых в Донецке. В тесном контакте с региональным руководством филиала фонда «Защитники Отечества» члены Союза добровольцев Донбасса добиваются размещения Александра Филяева в медико-социальное учреждение в Уфе.

Доброволец ЛНР встретился с корреспондентом «Электрогазеты» в маленькой бюджетной гостинице, где временно проживает. Он рассказал о трагичных страницах своей судьбы. Мирная жизнь прекратилась в 2014 году. Против сторонников майдана поднялся Харьков, потом — Луганск, затем — Донецк.

— В Харькове быстро движение задушили. Противников майдана стали отлавливать и убивать. Некоторые из них успели уехать в Донецк, Луганск или в Россию, — начал свое повествование Александр Филяев. Он рассказал, что в 2014 году собирался жениться, готовились к свадьбе. В августе хотел отправиться с будущей супругой в свадебное путешествие в Крым. В то время Александр проживал в Лисичанске. Однако военные действия, ворвавшиеся на территорию ЛНР, изменили его дальнейшую жизнь.

2 апреля 2014 года слесарь-сантехник аварийной службы Александр Филяев, вернувшись с работы, пошел и записался в ополчение.

— Мужчины в нашем городе увидели, что творится в Киеве, Харькове, и захотели предотвратить такие события, собрались и пошли блок-посты ставить. Мы установили бетонные плиты, чтобы препятствовать продвижению украинских военных. Приготовили в ящиках коктейли Молотова. В то время боевые подразделения не были сформированы. Ополченцы совмещали функции мотострелка, минометчика, танкиста. Кем мы только не были! — вспоминает собеседник.

— Оружие-то было?

— Не было. Оружие забирали у тех, кто наступал. По-тихому обезвреживали, забирали оружие. Бывало, что без шума не удавалось раздобыть боеприпасы. Изначально на блок-посту была одна охотничья двустволка с дробью на волка, на зайца.

Первый наш бой был в начале мая между городами Рубежное и Кременная. Когда разбили железнодорожный вокзал в городе Рубежное, мы отошли на Томашевский мост в район Лисичанска и там остановили продвижение противника. Подбили их технику и броней перекрыли подход к городу. Там много полегло. Противник понаставил растяжек, потом сам и напоролся на них.

— Когда украинские войска зашли в Лисичанск, наверное, «смели» все блок-посты?

— Когда наши ополченцы, подразделение Мозгового и первый казачий полк во главе с Владимиром (позывной «Полтинник»), ушли из Лисичанска, я и еще двое ребят остались на позиции. Еще около 100 человек не знали об отходе.

Мы сидели в засаде, была задача не дать противнику переправиться через реку со стороны Северодонецка. В этих местах в 1942 году были позиции фашистов. Мы их заняли. Во время Великой Отечественной войны при форсировании реки на пути к Северодонецку погибло много советских воинов. Простреливался каждый сантиметр. С тех пор еще сохранились немецкие бетонные доты без потолка, деревья росли из них. Осталась также часть окопов.

Ночью били «Грады» (реактивная система залпового огня). Мы видели, как фосфорными боезарядами били по северодонецкому заводу «Азот». Бомбы попали в башенный кран. Полетели искры вниз, и сразу же из земли поднялось к небу пламя. Это было 22 июля. Нас должны были сменить в шесть часов утра, но этого не произошло. Связи не было. Около восьми часов утра нам сообщили об отходе. У меня неподалеку, в лесопосадке, стояла личная машина «ВАЗ-21011». Я сказал ребятам, что нужно уезжать. С Пашкой и Димкой собрали оружие, патроны, гранаты. Гранатомет (РПГ) кинул на заднее сиденье и поехали в город, чтобы собрать вещи. К тому времени Лисичанск был сдан. Мирное население попряталось.

Когда подъезжал к городу, снаряд от «Града» попал в бордюр, осколки полетели в машину. Думал, не дай Бог пробьют шины. Я стал вилять на машине из стороны в сторону, зацепил контактную линию. Еле-еле успел проскочить. Высадил ребят, сказал моей второй половине: «Пять минут на сборы. Возьми документы, драгоценности и чуть-чуть вещей». Думали, что покидаем дом на пару дней.

— Покидали город на машине?

— Сели в автомобиль, позвонил младшему брату и предупредил, что нужно уходить. Он сел со своей будущей женой на мотоцикл и выехал в сторону Алчевска. Около блок-поста брат оказался раньше и сообщил, что там уже находятся укры. У нас в салоне машины был Дима. Мы с ним были одеты в форму ополчения, рядом лежали автоматы. Помню, обмундирование покупали за свой счет в Северодонецке на рынке. 420 гривен стоили китель и штаны, 420 гривен стоили берцы. Мы неподалеку от блок-поста заехали к гаражам, сняли с себя форму, сложили ее вместе с автоматами и РПГ на дно багажника. Сами надели сланцы и спортивные костюмы. В багажнике оружие накрыли сверху курткой. Рядом стоял пакет супруги с женским нижним бельем. Как будто в тот момент кто-то шепнул: «раскидай сверху белье». Так и сделал, закрыл багажник, сел в машину, и мы поехали через блок-пост. Нас остановили и стали проверять документы, попросили открыть багажник. В это время моя вторая половинка засунула руку в сумочку, в которой лежали гранаты. Понял, что, если меня схватят, она взорвет машину. Молодой парень открыл багажник, увидел женские вещи, посмотрел на меня и на мою женщину и не стал продолжать досмотр, отпустил. Когда отъехали от блок-поста, моя вторая половинка попросила остановить автомобиль и помочь ей. Оказывается она выдернула чеку у гранаты, и все это время крепко ее держала. У меня руки оцепенели. Я вставил чеку обратно, забрал гранату, обнял свою дорогую, поцеловал и только потом поехали дальше. Дима, который сидел рядом, как узнал в чем дело, побелел, только и сказал: «Ну, вы дебилы». Сами посудите, если бы нас там повязали, меня с Димкой расстреляли бы, а что бы солдаты сделали бы с женщиной? С ней бы делали, что хотели.

По дороге мы догнали колонну с ополченцами и встроились в нее. На лобовое стекло прилепили табличку формата А4 в ламинате с надписью: «Народное ополчение Луганщины», которая была спрятана под сиденьем.

Так мы добрались до Алчевска. Оттуда выезжали в разные населенные пункты, туда, где появлялись украинские военные. Выезжали в Первомайск, в Чернухино, Дебальцево, Фащевку, Логвиново, Уткино, Тарасовку.

В Дебальцево в феврале 2015 года взяли в «котел» две группировки украинских военных. В то время «котлов» много было.

— В итоге вы базировались в Алчевске?

— Да. Там я служил в батальоне «Призрак», в первом взводе, командиром боевого расчета зенитной установки («Зушка»). В расчете было пять человек: двое — в кабине машины «КамАЗ», трое — в кузове. Я за рулем был всегда. Никто не хотел садиться за руль, потому что первым убивают водителя. Как только техника остановится, ее уничтожают. Вторым номером в кабине был мужичок с позывным «Батя». Я сказал ему: «Если валят, выталкивай меня сразу из кабины, потому что уже будет все равно, а ты уводи ребят и технику».

Случай был такой. Нам передали из другой машины, что нужно уходить по старому маршруту. Сначала я повел машину вглубь деревни. Нам вслед стали палить из минометов, слева стреляли из БТР. Решили вырваться из кольца, поехали рядом с лесопосадкой вперед, а там дорогу перекрыли два БТР: морда к морде. Я сказал: «Ребята, извините. Прощайте, если что». Ударил по газам и на «КамАЗе» полетел на БТРы. Они увидели, засуетились и отогнали бронетранспортеры. Наша машина пролетела между БТРами. Связи не было. И только через некоторое время соединились со своими, они вышли из кольца по какому-то другому маршруту.

— Без потерь вышли?

— Потери были. Видели в бинокль, как на поле накрыло минометчиков, которые стояли около микроавтобуса. Прилет был в микроавтобус. Во время военных действий всякое возможно. Разговариваешь с человеком, повернулся к нему, а он уже лежит убитый.

Страх был больше всего из-за ребят, потому что я находился за рулем. Если запаникуешь, и что-то не так сделаешь, погибнут все. Приходилось быстро принимать решения.

В Уткино наши ребята попали в «котел», и из нашего взвода погибли командир и заместитель командира. Там был и мой боевой расчет. Я не смог с ними отправиться. До этого, после возвращения из боевой вылазки, в которой мы были трое суток, мне стало плохо, болела голова, терял сознание. Я сказал ребятам: «Что-то не так. Будьте осторожны». От меня, может, Бог беду отвел, может, ангел-хранитель спас.

В итоге два вражеских БТРа закрыли проход и разбили «Зушку» с моими пацанами. Моему напарнику «Бате» граната упала в ноги, рядом с пятками. Он попытался отпрыгнуть. Ему посекло осколками ноги, ягодицы. У «Бати» по бокам сгорела подошва, шнурки кроссовок, а также частично обмундирование.

Враги подожгли поле. У многих обгорела форма.

Три-четыре дня наши ребята добирались до Алчевска. Слава Богу, «Батя» остался жив и скоро вернулся в строй.

— Как получили ранение?

— 9 сентября я вместе с Сашкой и моей второй половинкой отправился в Должанское. Сашки уже нет в живых. Он в 2015 году погиб под селом Первомайское.

Мы дежурили на последнем КПП перед границей с Россией, держали коридор, чтобы мирные жители смогли выехать из ЛНР.

Меня ранило 11 сентября в 11:00. Мы проверяли поле вдоль дороги на предмет наличия мин. Со мной на небольшом расстоянии был Максим.

Я увидел мину, присел около нее, хотел флажок поставить. Повернулся, гляжу, Макс шагает неподалеку прямо на мину. Крикнул ему. И на звук сработала моя мина. Руки и одну ногу отрезало, сильно обезобразило часть лица. Форма горела. Вокруг меня кровь с землей перемешалась, и я лежал в грязи. Максиму осколки попали в затылок. Он скончался в машине скорой помощи.

Когда взрыв произошел, подумал: «Пипец, я попал. Ни рук, ни ноги нет, и ничего не вижу». Больницы или скорой поблизости не было. Хотел попрощаться со своей девушкой. Никто ей не сказал о моем ранении. Все молча опускали глаза и отворачивались, когда она задавала вопрос обо мне. Она подошла, и когда увидела, что со мной произошло, с ней случилась истерика.

Медики скорой помощи, приехавшей с российской стороны, перемотали мне ноги, руки, грудь, поставили на ногу лангет. Отвезли в ближайшее медучреждение, оттуда – в Ростов-на-Дону, потом бортом МЧС – в Санкт-Петербург.

Потом врачи ногу мне пришили. Почистили, вставили штырь, нога только через пять лет срослась. Врачи выписали костыли.

Поле, в котором я подорвался, после меня пытались разминировать шесть групп, никто из них не выжил. Все погибли. Мне рассказали, как какой-то российский подполковник попытался обезвредить мины. Мина сдетонировала сзади него. Его изрешетило осколками. Подполковник упал, потом поднялся, дошел до дороги, сел на бордюр. Когда подъехала машина скорой помощи, он еще разговаривал. Но до больницы не довезли.

– Когда российское гражданство получили?

– С 2015 года жил в ДНР, большую часть времени – в Докучаевске. В 2021 году получил российское гражданство в Ростовской области. В прошлом году оказался в доме престарелых в Донецке.

– Дом престарелых был в безопасности?

– Туда тоже может прилететь. Взрывом двери открывало. Слава Богу, окна не вылетали. Попало в мусорную площадку, в здание столовой. Дом престарелых находится в поле, в полутора километрах от города в сторону Украины. Здание обнесено со всех сторон высоким бетонным забором. Как зона строгого режима, не выйдешь и не войдешь. Еда такая, что ею можно клеить обои к стене.

На территории социального учреждения располагаются морг, кладбище, мемориал погибшим в годы Великой Отечественной войны бойцам. В основном, там живут женщины и мужчины преклонного возраста, люди с психическими заболеваниями. Текучесть очень большая, обитателей дома вывозят на кладбище днем и ночью. С жителями дома не церемонятся, дают неизвестные препараты, не говорят - от чего они.

– Как смогли вырваться из донецкого дома престарелых?

– Мне нужно было ехать в «Аллоплант», а в это время в Донецке оказался уфимец. Журналист, который делал репортаж обо мне, рассказал ему про меня. Житель Уфы оформил на себя расписку, что будет сопровождать меня в поездке. Правда, в доме престарелых выдали не все документы. Ладно, хоть паспорта (украинский, донецкий и российский) отдали. Свидетельство о рождении не отдали.

– Как не сломались после ранения?

– Поддержала моя девушка, не отпускала, поддерживала. Чтобы ей было легче ухаживать за мной, я старался чему-то сам научиться, например, первый раз самому перевернуться на живот, нижнее белье с себя снять, взять в руки зубную щетку. Учился по-новому ходить. Изначально приходилось пользоваться коляской. Прыгал на одной ноге. Когда своя коляска появилась, не сел в нее, потому что, если сядешь, расслабишься и уже никогда с нее не поднимешься.

– Ваше спасение было божьим промыслом?

– Есть на небе силы, поверьте. Когда я подорвался на мине, увидел себя со стороны. Дымка была. Солдаты и женщины бегали, что-то кричали. С одной стороны увидел Максима. С другой стороны лежал кто-то на правом боку и горел, тело чуть-чуть подергивалось. А я же знаю, что нас было с Максимом двое. И не понимаю: я стою, Максим лежит убитый. А кто лежит третий? Стало любопытно. Нужна же помощь. Подошел поближе. Лицо, там, где не повреждено, похоже на моё. Узнал свою нашивку на форме. Рядом огонь горит, я от него уклонился, нагнулся к лежащему человеку, а меня туда засосало, и я почувствовал сильную боль. Когда стоял рядом — чувствовал онемение рук, ног, а когда в тело попал, появилось сильное жжение, боль. В голове зазвенело. Потом стал ворочаться и попытался встать.

Несмотря на превратности судьбы, Александр Филяев продолжает бороться с трудностями, стремится вернуть зрение. Впереди еще несколько операций, в том числе на глаза и на лицо.