Короче, венок сонетов

Однажды в студенческие годы, в начале 70-х годов прошлого столетия, будучи первокурсником филфака БГУ, я сидел в университетской библиотеке и листал журнал «Дружба народов». Был тогда, в советские времена, такой толстый журнал, где печатались, в основном, литераторы из Союзных республик. На одной из страниц я наткнулся на необычное стихотворение. Называлось оно «Венок сонетов». Тогда, только-только начинающий постигать филологические науки, я не имел представления о такой необычной, сложной, витиеватой, закрученной и заверченной, в самом деле, сплетенной, как венок, форме стихосложения. И автор мне тоже был не известен — сейчас уже не помню его фамилию. Прочитав венок сонетов, я долго сидел, завороженный его музыкой, ритмом. Не знаю, хороший ли это был венок сонетов, насколько он удался автору, но вот странное дело: прошло уже более 40 лет, а я до сих пор помню его наизусть, и ниже попробую воспроизвести его. Если он за столько лет не стерся из памяти, значит в нем — не только в его форме, но и содержании, наверное, было что-то такое, что зацепило, заставило выучить его.

Что представляет собой венок сонетов? Он состоит из 15 как бы самостоятельных сонетов. При этом первая строка второго сонета совпадает с последней строкой первого сонета, первая строка третьего — с последней строкой второго и так далее. Заключительный, 15-й сонет — магистральный, он состоит из первых строк предшествующих 14 сонетов, и является тематическим, композиционным ключом, основой венка. Самое главное, что вся эта конструкция должна быть цельной, содержательной, соединенной какой-то общей сюжетной линией, мыслью. Это очень сложный жанр, не каждому он удается, но любой уважающий себя поэт, считающий себя талантливым, пытается создать венок сонетов. Оригинальные венки сонетов написали Вячеслав Иванов, Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин, Константин Бальмонт, из более современных — Владимир Солоухин, Илья Сельвинский, Виктор Соснора, Татьяна Гнедич, Семен Кирсанов, Кирилл Ковальджи. К этой сложной форме обращались не только признанные мастера поэтического слова, но и менее известные поэты — Архангельский, Кричевский, Оболенский, Шульговский. К разряду таких не очень известных, вероятно, относится и тот автор из «Дружбы народов», стихотворение которого мне так понравилось и запомнилось на всю жизнь. Вот он, этот венок сонетов:

1. Лежу в траве. А в небе облака/Плывут, плывут, на горизонте тая./Не так ли уплывали вдаль века,/Легендами и былью обрастая?/Не так ли, лежа в мураве густой,/Мечтал когда-то пращур диковатый/И возникал в душе его косматой/Из нежных слов поэзии настой./И он хмелел от сочетанья слов:/Роса, Россия, женщина, любовь…/Он изнывал от мысли окаянной,/За словом слово, за строкой строка./А в небе так же плыли облака,/Поэзией и солнцем осиянны.

2.Поэзией и солнцем осиянны/Цветы и тернии, добро и зло,/И женщины, что так не постоянны./Но женщине в поэзии везло/На оды величальные и стансы,/Ревнивые мужья и женихи/Страдали от притворного жеманства/И скрещивали шпаги и стихи./О, женщина! Язычница любви —/То жар по крови, то душа в крови —Причудливая, грешная, святая./Неправая, ты все-таки права./Не потому ли нежные слова/Черемухою белой зацветают?

3. Черемухою белой зацветают/И обретают истину слова —/Неоспорима истина простая:/Любовь бессмертна. Женщина права./Права она, когда рожая в муках,/Извечно продолжает род людской,/Мудра она, когда качая внуков,/Испытывает сладостный покой./Усталость увядающего сада,/Раздумье накануне листопада./Она еще не старая пока!/Хотя покрылся изморозью волос/И потускнел когда-то дивный голос,/И взор туманит тихая тоска.

4. И взор туманит тихая тоска/Старушки, в одиночестве скорбящей,/Чья с жизнью связь не толще волоска —/Она не в прошлом, и не в настоящем./Судьбе сопротивляться не вольна,/Иссохла, словно стебель чернобыла./Трех сыновей отобрала война,/А про нее, видать, и смерть забыла./Трех сыновей. А дочь одна./Красивая и статная она./И в тридцать лет цветет, не отцветая./Но дочь вдали. У дочери дела./А мать жива, да словно умерла./Знать от того, что ласки не хватает.

5. Знать от того, что ласки не хватает,/Душа у нас черствеет день за днем./И чувство тает, словно дымка тает/И мы уже живем былым огнем./И вырождается любовь в привычку,/И хуже ссоры равнодушный мир,/Становится и серым, и обычным/Боготворимый некогда кумир./И ничего нельзя переиначить —/Живем, как будто бы без горя плачем,/Без радости смеемся и поем./Все реже плечи обнимают руки,/Все чаще встречи горше, чем разлуки,/Ночами — одиночество вдвоем.

6. Ночами — одиночество вдвоем,/Подушка, орошенная слезами./Окна лимонно-желтый окаем/Навязчиво торчит перед глазами,/Стучат часы на столике — тик-так…/Храпящий муж раскинулся устало,/Луна блестит, как стершийся пятак,/А как когда-то при луне мечталось!/О, если б прошлое сейчас украсть,/В траве некошеной шальную страсть:/Уста в уста, всю ночь напропалую!/Но равнодушна, как стена, спина/И ночь до бесконечности длинна,/И тишина звучит как аллилуйя.

7. И тишина звучит как аллилуйя,/Когда ночами мучишься один,/С тоской припоминая жизнь былую —/От первых поцелуев до седин,/Припоминаешь небыли и были,/Людскую добродетель и порок,/Тех женщин, что тебя не впрок любили/И тех, которых сам любил не впрок./Блажен, кто прожил жизнь достойно,/Несчастен, если совесть неспокойна/За то, что ласки крал и брал взаем,/За то, что сердце разрывал на части./Мы цену человеческому счастью/Порою слишком поздно познаем.

8. Порою слишком поздно познаем/Мы горечь легкомысленных ошибок,/Когда беспечно душу раздаем/За мишуру кокетства и улыбок./Чужую душу тешим, не любя,/Тоску за нежными словами пряча,/И убеждаем каждый раз себя,/Что невозможно поступить иначе./Я не виню других — себя виню,/И, вопреки ханжам, в друзьях ценю/Мужской заквас и хватку удалую./Но женщину напрасно не порочь,/Когда уходит. И не превозмочь/Навязчивую горечь поцелуя.

9. Навязчивую горечь поцелуя/Я часто ощущал в тревожном сне./Я звал: «Вернись! Тропинку устелю я/Черемуховым цветом по весне!»/Не ты тот зов услышала. Другая/Пришла ко мне, за что-то полюбя,/А я и ненавижу и ругаю,/А я люблю по-прежнему — тебя./Мечусь ночами в оголтелом страхе —/Неуж еще одна любовь на плахе,/Неужто зло погубит доброту?/Когда же я тобой переболею,/Переборю себя, преодолею,/Чтобы найти Единственную — Ту.

10. Чтобы найти Единственную — ту,/Что нам нужна, мы колесим и куролесим,/Влеченье принимаем за мечту./Нам трезвый мир обыденности тесен./Но ночь проходит. И когда рассвет/Высвечивает все, что ночью было,/Так хочется забыть весь этот бред/И совесть, словно руки, вымыть с мылом./Я часто рисковал и ошибался,/Я падал и до крови ушибался,/Я хитрость принимал за доброту./Карабкался наверх, срывался с кручи./Болят ушибы. Потому и учат —/Не путай с пустоцветом красоту.

11. Не путай с пустоцветом красоту,/Осу с пчелой, смотри, не перепутай!/Когда весна, когда весь мир в цвету,/Легко всю жизнь перечеркнуть одной минутой./А, в общем-то, конечно, ерунда —/Влеченье сердца сдерживать рассудком./Любовь — звезда. Падучая звезда./Пока горит — светло. Сгорает — жутко./И все-таки зачем-то до сих пор/Я сам с собой веду бесплодный спор:/Люби, покуда сердце не остыло!/Пусть многого себе я не прощу,/Но я любовь свою не отпущу,/Иначе жизнь покажется постылой.

12. Иначе жизнь покажется постылой/Коль не внимать кипению крови./Скажи, какая женщина простила/Того, кто отказался от любви?/И кто из нас к соблазну не причастен/ Проверить непорочность божества./И если честно, не бывает счастья/Без яростного плоти торжества./Любовь грешна. Без ханжества замечу —/Я не вязал узлов при каждой встрече,/Не верю в прочность всяческих узлов./Ханжа в любви достоин лишь презренья./Пусть я сгорел, но звездное горенье/Я испытал, мне в жизни повезло.

13. Я испытал, мне в жизни повезло,/И пир любви, и радость вдохновенья,/А все, что попадало на излом,/Пошло на слом, и предано забвенью./Но странно — даже малая беда/Не миновала для меня бесследно,/Не потому ли я грущу тогда,/Когда живется тихо и безбедно?/Любимая! Прошу, на всякий случай,/Прости меня и ревностью не мучай,/Не говори обидных, резких слов!/Извечно в этом мире ходят рядом/Любовь и ненависть, тоска и радость,/Цветы и тернии, добро и зло.

14. Цветы и тернии, добро и зло/Переплелись в моем венке сонетов./Где правил сам, а где меня несло/Под ветром вдохновенья по сюжету./Снимаю парус. Впереди причал./И говорю: «Любовь моя, спасибо!/Ты терпелива. Я не замечал,/Как иногда бросал тебя на глыбы»./У всякого начала есть конец./Нет у венка? На то он и венец /Ликуй, поэт, еще хватило пыла,/Хватило голоса, а может быть, и слов/Пропеть мою сонату про любовь./И чувство новое мне душу осветило.

15. Лежу в траве. А в небе облака/Черемухою белой зацветают,/И взор туманит тихая тоска,/Знать от того, что ласки не хватает./Ночами – одиночество вдвоем,/И тишина звучит, как аллилуйя./Порою слишком поздно познаем/Навязчивую горечь поцелуя./Чтобы найти Единственную – ту,/Не путай с пустоцветом красоту,/Иначе жизнь покажется постылой./Я испытал, мне в жизни повезло,/Цветы и тернии, добро и зло,/И чувство новое мне душу осветило.