Три процента из 100

Когда мне было 19, я полюбила... И я хорошо помню, как тогда часто думала, - какие мы счастливые, что живем в мирное время, что у всех наших отношений есть будущее...

А вот у моих ровесниц, живших и любивших до войны, такого счастливого будущего не было... И, даже если мы испытываем несчастливую любовь, непонимание, разлуку, мы знаем, что наш любимый жив.

А как же чувствовали себя наши ровесницы-девчонки, когда их любимые уходили на войну навсегда.?..

И тогда я написала этот рассказ.

Вот вспомнила про него и решила опубликовать.

Пусть никогда не будет войны! Пусть наши мальчишки будут живы, а девчонки счастливы!

***

…Она не знала, что через несколько дней начнется война. Ведь это был июнь 1941-го…. А из каждых ста ее ровесников-мальчишек в живых останется только трое…

У десятиклассников в этот день был прощальный бал. В школе напротив, ее родной школе, которую она закончила ровно год назад, допоздна горел свет, играл оркестр, в окнах мелькали пары.

Она тоже не спала в эту ночь, вспоминала свой выпускной и ночь, проведенную с такими ставшими вдруг родными одноклассниками…

Они шли тогда гурьбой по ночным улицам, сначала буйно-веселые от предчувствия открывающейся свободной, настоящей, взрослой жизни, а потом шальное настроение стало пропадать и к реке подошли уже молча…

Девчонки давно уже скинули свои новые туфельки и шли босиком по прохладной, чуть сыроватой земле, иногда ойкая от мелких острых камешков. Река под обрывом тихонько журчала, над ней поднимался легкий утренний туман, воздух пах летним утром.

Она почему-то отчетливо запомнила запах этого утра: густой аромат летних трав смешался с пряным запахом сырой земли и свежей прохладой, веявшей с реки, хотелось насквозь пропитаться им. Солнце вот-вот должно было появиться…. Ни о чем не думалось, только больно щемило где-то у сердца: неужели детство, такое долгое-долгое детство, так внезапно, так вдруг, закончилось?

А впереди… Никто не знает, что там…

Наконец показалось солнце. Женька, классный весельчак, тряхнув головой, словно скидывая с себя грусть и оцепенение, бросил быстрый взгляд на притихших одноклассников и вдруг, воздев руки к небу, повалился на колени: «Да восславим, братья мои, огнь священный, согревающий нас!»

Все дружно опустились на колени, кто-то фыркнул, не выдержав игры, за ним еще кто-то, и раскатился над безмолвной рекой безудержный смех.

Потом стали наперебой вспоминать разные смешные случаи и школьные шалости, и без конца: «А помните, как…», и снова взрыв хохота…. Но теперь этот смех не был таким насквозь беззаботным, как раньше. Что-то уже поменялось в их душе, и каждый это чувствовал.

Потом все поклялись на «библии» - учебнике химии, забытом кем-то на скамейке, что обязательно, во что бы то ни стало, встретятся все вместе в родной школе, в пять часов вечера, 1 сентября, ровно через пять лет…

Она помнила эту ночь до мельчайших подробностей так, будто это было совсем-совсем недавно. А уже год прошел! И как все изменилось за этот год… И как изменилась она…

В этом году она полюбила…

Валька жил в соседнем дворе и учился в другой школе, наверное, поэтому она его раньше не замечала. А встретились они на дне рождения подружки, которая жила в другой части города и поступила в другой институт.

Собралось много студентов, в комнате было тесно, шумно и весело. Кто-то танцевал, топчась почти на одном сете, кто-то терзал гитару, а на большом диване пристроилась группка и слушала, как рассказывает анекдоты Валька. Валька так здорово изображал то шамкающую старушку, то чопорного англичанина, то смешную обезьянку, что все просто покатывались от смеха. Ни на чуть-чуть не переходил он ту грань, за которой находились пошлость и шутовство. И тут одна девица, наверное, чтобы показаться своей «в доску», рассказала плоский, пошлый анекдот. Некоторые захихикали, а Валька… Ей тогда даже стало страшно за ту глупую девчонку… Валька тогда как-то полуобернулся в ее сторону и бросил холодный взгляд. Не на нее, а в ее сторону. Девчонка осеклась, но почти никто этого не заметил, и девчонка незаметно ретировалась.

После дня рождения Валька проводил ее до дому, и она была рада, что живут они совсем близко друг от друга.

Теперь почему-то она стала часто встречать его то во дворе, то просто на улице. Он всегда здоровался с ней, а один раз вечером, случайно встретив ее у остановки, проводил до дому. Разговаривали о пустяках, она даже вспомнить не могла, о чем именно. Запало только, что через полгода, где-то в апреле, он пойдет служить в армию, что он занимается в ДОСААФ парашютным спортом и мечтает попасть в десантные войска.

После того разговора она проснулась с тревожным чувством… «Что-то случилось? А! Валька в апреле уходит в армию!.. Как же так.. . Так скоро!.. Ведь я его…»

Она его полюбила, а Валька, казалось, ничего не замечал… Она почему-то была уверена, что Валька видит ее насквозь, но и она его так же видела.

Она видела, что для других внешне такой открытый и простой, он жил в свое мире и был как будто отгорожен непроницаемой для посторонних стенкой. Она видела, как на эту стенку наткнулась та девчонка, мимо которой он так страшно посмотрел; наткнулась, и с испугу ничего за ней не увидела.

Она же видела, что там, за стеной, живет Личность. Что такое «личность», она словами объяснить бы не смогла, наверное. Но она это хорошо чувствовала. Знала, что самой главной чертой его личности было чувство достоинства, которое окружающие интуитивно чувствовали. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь на него кричал, или сам он поднимал голос на кого-то, наоборот, - все взрослые всегда разговаривали с ним уважительно, как с равным, и он с каждым человеком разговаривал одинаково уважительно и с достоинством.

«Неужели люди с чувством достоинства так редки?, - спрашивала она себя, и видела, что, действительно, это – редкость. - У этих важных «начальников», всегда снисходительно разговаривающих с «простыми» людьми, и «достоинство» было «начальническое»: ведь стоит таких людей понизить в должность, от их «достоинства» ноль останется. Если не хуже. Чванство это, а не достоинство, - рассуждала она. - А многим вообще оно не нужно – достоинство это, ведь без него жить проще, легче и удобнее».

«Все-таки это здорово, что я полюбила именно Вальку, а не какого-нибудь хлюпика, который бы по 10 раз на дню жалостно признавался бы в любви, а если уйдешь, то плакал бы и просил вернуться. А Валька бы не плакал. Он бы ушел молча – и все. А что у него на душе – никто бы не узнал. От такого и не уйдешь никогда», - думала часто она.

Полгода пролетели совсем быстро. Они часто встречались, гуляли, разговаривали обо всем на свете, ходили в кино.

Наступил апрель. Валька пригласил ее на проводы в армию. Она в первый раз попала к нему в дом. У Вальки был старший брат, отец и очень добрая и приветливая мама. Было несколько человек родственников и друзей, все шумно желали «Валентину Николаевичу» служить на «отлично», быть дисциплинированным солдатом, не ныть и вернуться домой в полном здравии.

А она сидела, как во сне, и щемила тоска, такая тоска, немного похожая на ту, которая была, когда они стояли на обрыве реки в выпускную ночь, только сильнее, - будто она безвозвратно теряла что-то, без всякой надежды обрести вновь…

«Почему мне так больно? Ведь он вернется! Не успею и оглянуться, как пролетит время, и мы снова будем рядом.. Да, да… Но почему, почему мне так горько и страшно? Не надо поддаваться! Все будет хорошо. Все должно быть хорошо. А как же иначе? Ведь он мне так ничего и не сказал. А я его все равно буду ждать! А потом, когда он вернется… А потом… может быть… может быть он меня тоже полюбит… Ну, конечно же, полюбит! Все еще впереди!» - уговаривала она себя, но навернулись слезы, она незаметно вышла из-за стола и решила уйти домой. Он вышел за ней во двор. «Ты… будешь меня ждать?» - спросил он вдруг. Она молча кивнула…

..Но вот уже с апреля прошло больше двух месяцев, она ждала от него письма, а письма почему-то все не было… Была только одна телеграмма, что служить посчастливилось на границе, без обратного адреса.  «Что же случилось? Почему он не пишет?» - уже в сотый раз повторяла она про себя. Она смотрела на веселых выпускников, выходящих из школьного двора встречать рассвет, и тут ее осенило: «Я ему напишу! Первая! Он плохо не подумает, я знаю! Вот он обрадуется и удивится!» - радостно вдруг подумала она.

Она соскочила с подоконника, быстро нашла ручку и бумагу, села писать. Письмо получилось сумбурное, зато от души, да она и не любила писем, написанных «как положено».

«Завтра зайду к нему домой, спрошу адрес или попрошу, чтобы сразу сообщили адрес, когда Валька им напишет, если родители еще адреса не знают… Главное – письмо уже вот, готово! А потом – сразу на Главпочтамт, чтоб быстрее дошло… Он обрадуется, я знаю…»  - успокоено и счастливо думала она, засыпая…

…Она не знала, что через несколько дней начнется война. Ведь это был июнь 1941-го… А из каждых 100 ее ровесников-мальчишек в живых останется только трое…