8)– Наш мир представляет собой правильный восьмиугольник, равномерно и прямолинейно движущийся в пространстве. Здесь мы готовимся к решительному этапу, венцу наших счастливых жизней. Это официальная формулировка, во всяком случае. По периметру мира проходит так называемая Стена Мира, объективно возникшая в результате действия законов жизни. В центре мира находится двухъярусная кормушка-поилка, вокруг которой издавна существует наша цивилизация. Положение члена социума относительно кормушки-поилки определяется его общественной значимостью и заслугами…
– Вот этого я раньше не слышал, – перебил Затворник, – Что это такое – заслуги? И общественная значимость?
– Ну… Как сказать… Это когда кто-то попадает к самой кормушке-поилке.
– А кто к ней попадает?
– Я же говорю, тот, у кого большие заслуги. Или общественная значимость. У меня, например, раньше были так себе заслуги, а теперь вообще никаких. Да ты что, народную модель вселенной не знаешь?
– Не знаю, – сказал Затворник.
– Да ты что?.. А как же ты к решительному этапу готовился?
– Потом расскажу. Давай дальше.
– А уже почти все. Чего там еще-то… За областью социума находится великая пустыня, а кончается все Стеной Мира. Возле нее ютятся отщепенцы вроде нас.
– Понятно. А бревно откуда взялось? В смысле, все остальные?
– Ну ты даешь… Это тебе даже Двадцать Ближайших не скажут. Тайна веков.
– Н-ну, хорошо. А что такое тайна веков?
– Закон жизни, – ответил Шестипалый, стараясь говорить мягко. Ему что-то не нравилось в интонациях Затворника.
– Ладно. А что такое закон жизни?
– Эта тайна веков........
– Понятно. И где, по-вашему, лучше?
– В том-то и трагедия, что нигде! В том-то и дело! – страдальчески выкрикнул Затворник. – Было бы где лучше, неужели я б с вами тут о жизни беседовал?
– И товарищ ваш – таких же взглядов? – спросил голос. – Чего он в землю-то смотрит?
Шестипалый поднял глаза – до этого он глядел себе под ноги, потому что это позволяло минимально участвовать в происходящем, – и увидел обладателя голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо, и, когда он говорил, становились отчетливо видны анатомические подробности его гортани. Шестипалый сразу понял, что перед ним – один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи. Видно, перед их приходом он проводил здесь разъяснения, как это иногда практиковалось.
– Это вы оттого такие невеселые, кореша, – неожиданно дружелюбно сказал тот, – что не готовитесь вместе со всеми к решительному этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что… И, знаете, работа спасает......
Между тем беспорядочное мелькание фигур внизу несколько успокоилось, и стало видно, что двое в белых халатах удерживают третьего, зажимающего лицо рукой.
– Сука! Он мне глаз выбил! Сука! – орал этот третий.
– Что такое сука? – спросил Шестипалый.
– Это способ обращения к одной из стихий, – ответил Затворник. – Собственного смысла это слово не имеет. Но нам сейчас, похоже, будет худо.
– А к какой стихии он обращается? – спросил Шестипалый.
– Сейчас увидим, – сказал Затворник.
Пока Затворник произносил эти слова, бог вырвался из удерживавших его рук, кинулся к стене, сорвал красный баллон огнетушителя и метнул его в сидящих на подоконнике – он это сделал так быстро, что никто не сумел ему помешать, а Затворник с Шестипалым еле успели взлететь в разные стороны.
Раздался звон и грохот. Огнетушитель, пробив окно, исчез, и в помещение ворвалась волна свежего воздуха – только после этого выяснилось, как там воняло. Стало неправдоподобно светло.
– Летим! – заорал Затворник, потеряв вдруг всю свою невозмутимость. – Живо! Вперед!
И, отлетев подальше от окна, он разогнался, сложил крылья и исчез в луче желтого горячего света, бившего из дыры в крашеном стекле, откуда дул ветер и доносились новые, незнакомые звуки.
Шестипалый, разгоняясь, понесся по кругу. Последний раз внизу мелькнул восьмиугольный контейнер, залитый кровью стол и размахивающие руками боги – сложив крылья, он со свистом пронесся сквозь дыру.
Сначала он на секунду ослеп – так ярок был свет. Потом его глаза привыкли, и он увидел впереди и вверху круг желтого огня такой ярости, что смотреть на него даже краем глаза было невозможно. Еще выше виднелась темная точка – это был Затворник. Он разворачивался, чтобы Шестипалый мог его догнать, и скоро они уже летели рядом.
Шестипалый оглянулся – далеко внизу осталось огромное и уродливое серое здание, на котором было всего несколько закрашенных масляной краской окон. Одно из них было разбито. Все вокруг было таких чистых и ярких цветов, что Шестипалый, чтобы не сойти с ума, стал смотреть вверх. Лететь было удивительно легко – сил на это уходило не больше, чем на ходьбу. Они поднимались выше и выше, и скоро все внизу стало просто разноцветными квадратиками и пятнами.
Шестипалый повернул голову к Затворнику.
– Куда? – прокричал он.
– На юг, – коротко ответил Затворник.
– А что это? – спросил Шестипалый.
– Не знаю, – ответил Затворник, – но это вон там.
И он махнул крылом в сторону огромного сверкающего круга, только по цвету напоминавшего то, что они когда-то называли светилами.
8)У Пелевина вышла новая книга - SNUFF.
В анонсе значится: "Новый роман Виктора Пелевина - о глубочайших тайнах женского сердца и высших секретах летного мастерства".
Категорически с этим не соглашусь.
Книга о нашей стране, ее прошлом, настоящем и будущем, слитым в едином повествовании.
Приведу пару цитат:
"Орками действительно правит редкая сволочь, которая заслуживает бомбежки в любой момент, и если режим не является злом в чистом виде, то исключительно по той причине, что сильно разбавлен дегенеративным маразмом".
"Дело не в том, что это был народ-раб. В древности все народы были рабами. Но оркская вертухай-элита ухитрялась выполнять роль колониальной администрации даже в те годы, когда внешнего поработителя не было".
Читая книгу, я неоднократно ловила себя на мысли "автор читает ЖЖ Галковского". Это, конечно, хорошо. Как еще широкие массы познакомятся с идеями последнего русского философа.
Как всегда, у Пелевина много слов-находок и высказываний, которые растащат на поговорки. Свое продолжение нашла линия "лучше быть клоуном у пидарасов, чем пидарасом у клоунов".
Мне показалось, что при написании SNUFFа, автор совсем не ел грибов:)
SNUFF, как и "Анансная вода" - хорошая книга.
– Вот этого я раньше не слышал, – перебил Затворник, – Что это такое – заслуги? И общественная значимость?
– Ну… Как сказать… Это когда кто-то попадает к самой кормушке-поилке.
– А кто к ней попадает?
– Я же говорю, тот, у кого большие заслуги. Или общественная значимость. У меня, например, раньше были так себе заслуги, а теперь вообще никаких. Да ты что, народную модель вселенной не знаешь?
– Не знаю, – сказал Затворник.
– Да ты что?.. А как же ты к решительному этапу готовился?
– Потом расскажу. Давай дальше.
– А уже почти все. Чего там еще-то… За областью социума находится великая пустыня, а кончается все Стеной Мира. Возле нее ютятся отщепенцы вроде нас.
– Понятно. А бревно откуда взялось? В смысле, все остальные?
– Ну ты даешь… Это тебе даже Двадцать Ближайших не скажут. Тайна веков.
– Н-ну, хорошо. А что такое тайна веков?
– Закон жизни, – ответил Шестипалый, стараясь говорить мягко. Ему что-то не нравилось в интонациях Затворника.
– Ладно. А что такое закон жизни?
– Эта тайна веков........
– Понятно. И где, по-вашему, лучше?
– В том-то и трагедия, что нигде! В том-то и дело! – страдальчески выкрикнул Затворник. – Было бы где лучше, неужели я б с вами тут о жизни беседовал?
– И товарищ ваш – таких же взглядов? – спросил голос. – Чего он в землю-то смотрит?
Шестипалый поднял глаза – до этого он глядел себе под ноги, потому что это позволяло минимально участвовать в происходящем, – и увидел обладателя голоса. У того было обрюзгшее раскормленное лицо, и, когда он говорил, становились отчетливо видны анатомические подробности его гортани. Шестипалый сразу понял, что перед ним – один из Двадцати Ближайших, самая что ни на есть совесть эпохи. Видно, перед их приходом он проводил здесь разъяснения, как это иногда практиковалось.
– Это вы оттого такие невеселые, кореша, – неожиданно дружелюбно сказал тот, – что не готовитесь вместе со всеми к решительному этапу. Тогда у вас на эти мысли времени бы не было. Мне самому такое иногда в голову приходит, что… И, знаете, работа спасает......
Между тем беспорядочное мелькание фигур внизу несколько успокоилось, и стало видно, что двое в белых халатах удерживают третьего, зажимающего лицо рукой.
– Сука! Он мне глаз выбил! Сука! – орал этот третий.
– Что такое сука? – спросил Шестипалый.
– Это способ обращения к одной из стихий, – ответил Затворник. – Собственного смысла это слово не имеет. Но нам сейчас, похоже, будет худо.
– А к какой стихии он обращается? – спросил Шестипалый.
– Сейчас увидим, – сказал Затворник.
Пока Затворник произносил эти слова, бог вырвался из удерживавших его рук, кинулся к стене, сорвал красный баллон огнетушителя и метнул его в сидящих на подоконнике – он это сделал так быстро, что никто не сумел ему помешать, а Затворник с Шестипалым еле успели взлететь в разные стороны.
Раздался звон и грохот. Огнетушитель, пробив окно, исчез, и в помещение ворвалась волна свежего воздуха – только после этого выяснилось, как там воняло. Стало неправдоподобно светло.
– Летим! – заорал Затворник, потеряв вдруг всю свою невозмутимость. – Живо! Вперед!
И, отлетев подальше от окна, он разогнался, сложил крылья и исчез в луче желтого горячего света, бившего из дыры в крашеном стекле, откуда дул ветер и доносились новые, незнакомые звуки.
Шестипалый, разгоняясь, понесся по кругу. Последний раз внизу мелькнул восьмиугольный контейнер, залитый кровью стол и размахивающие руками боги – сложив крылья, он со свистом пронесся сквозь дыру.
Сначала он на секунду ослеп – так ярок был свет. Потом его глаза привыкли, и он увидел впереди и вверху круг желтого огня такой ярости, что смотреть на него даже краем глаза было невозможно. Еще выше виднелась темная точка – это был Затворник. Он разворачивался, чтобы Шестипалый мог его догнать, и скоро они уже летели рядом.
Шестипалый оглянулся – далеко внизу осталось огромное и уродливое серое здание, на котором было всего несколько закрашенных масляной краской окон. Одно из них было разбито. Все вокруг было таких чистых и ярких цветов, что Шестипалый, чтобы не сойти с ума, стал смотреть вверх. Лететь было удивительно легко – сил на это уходило не больше, чем на ходьбу. Они поднимались выше и выше, и скоро все внизу стало просто разноцветными квадратиками и пятнами.

Шестипалый повернул голову к Затворнику.
– Куда? – прокричал он.
– На юг, – коротко ответил Затворник.
– А что это? – спросил Шестипалый.
– Не знаю, – ответил Затворник, – но это вон там.
И он махнул крылом в сторону огромного сверкающего круга, только по цвету напоминавшего то, что они когда-то называли светилами.

8)У Пелевина вышла новая книга - SNUFF.
В анонсе значится: "Новый роман Виктора Пелевина - о глубочайших тайнах женского сердца и высших секретах летного мастерства".
Категорически с этим не соглашусь.
Книга о нашей стране, ее прошлом, настоящем и будущем, слитым в едином повествовании.
Приведу пару цитат:
"Орками действительно правит редкая сволочь, которая заслуживает бомбежки в любой момент, и если режим не является злом в чистом виде, то исключительно по той причине, что сильно разбавлен дегенеративным маразмом".
"Дело не в том, что это был народ-раб. В древности все народы были рабами. Но оркская вертухай-элита ухитрялась выполнять роль колониальной администрации даже в те годы, когда внешнего поработителя не было".
Читая книгу, я неоднократно ловила себя на мысли "автор читает ЖЖ Галковского". Это, конечно, хорошо. Как еще широкие массы познакомятся с идеями последнего русского философа.
Как всегда, у Пелевина много слов-находок и высказываний, которые растащат на поговорки. Свое продолжение нашла линия "лучше быть клоуном у пидарасов, чем пидарасом у клоунов".
Мне показалось, что при написании SNUFFа, автор совсем не ел грибов:)
SNUFF, как и "Анансная вода" - хорошая книга.
- Не бойся, мы ненадолго! Нам только один вопрос выяснить - сколько тебе лет?
Буратино смотрит на них и спрашивает:
- А зачем пилу принесли?